С точки зрения США, отделение религии от государства неприкосновенно. Составители Филадельфийского конвента [съезд, созванный в 1787 г. для пересмотра Статей Конфедерации и вечного союза, первого конституционного документа США – прим. пер.] считали, что государство не должно иметь «никаких полномочий влиять на своих граждан в сторону какой-либо религии или отвергать её». Первая поправка к Биллю о правах [неофициальное название первых десяти поправок к Конституции США – прим. пер.] закрепляет эту защиту от государственного вмешательства и защищает право человека на свободное вероисповедание.
Но что, если иностранное государство будет стремиться активно влиять на религиозные и традиционные взгляды для продвижения своих собственных интересов?
Это новый и особенно пагубный фронт кампаний злонамеренного влияния России. Борьба с ним станет уникально сложной задачей для Соединенных Штатов и их европейских союзников, у которых уже сформированы очень разные религиозные традиции и отношения к исторической и культурной самобытности. Как могут правительства защитить религиозные убеждения, традиции и ценности граждан от пагубного влияния, одновременно не посягая на свободу вероисповедания?
Пока не будет дан ответ на этот вопрос, Россия будет продолжать использовать традиционные и консервативные ценности для поощрения раскола в западных обществах. Как истинное выражение политических и культурных предпочтений, консерватизм – это «политическая философия, основанная на традициях и социальной стабильности, подчеркивающая устоявшиеся институты и предпочитающая постепенное развитие резким изменениям». Россия использует тактику, разработанную для стратегического использования или усиления элементов этого набора убеждений для достижения своих политических целей в ключевых государствах.
Что такое стратегический консерватизм?
Существует важное различие между консерватизмом, который содержит политические, культурные, религиозные аспекты и элементы идентичности, и использованием Россией стратегического консерватизма.
Стратегический консерватизм отражает идею о том, что политические и культурные предпочтения могут использоваться в качестве инструментов влияния. Он включает в себя определенный набор средств, используемых Кремлем (а иногда и Русской православной церковью и другими организациями) для достижения ряда целей российской внутренней и внешней политики.
Указанная концепция преувеличивает ценность обычаев и традиций, отдавая приоритет безоговорочному уважению иерархии (режима или религиозного верховенства) и коллективных интересов над интересами личности. Стратегический консерватизм часто определяется как противовес западным демократическим идеалам плюрализма и либерализма, оправдание действий России и поддержку долговечности режима Путина.
Но взгляд России на консерватизм сильно отличается от того, как Запад воспринимает стратегический консерватизм как инструмент Кремля.
Быстрые и дестабилизирующие изменения в России в 1990-х годах вынудили Кремль воссоздать нарратив великой державы в отношении России, основанный на её исторических традициях, путем создания «моральных рамок». Они защищают эти традиции и упорядочивают внутренний и международный ландшафт в соответствии с определенными ценностями, такими как «данная Богом ценность разнообразия между нациями» и необходимость «многополярного мирового порядка, основанного на мультикультурализме», по словам президента России Владимира Путина.
Православная вера выступает как моральный арбитр этой структуры. В глазах Русской православной церкви (РПЦ) любые усилия по продвижению или уравниванию других религий или ценностей рассматриваются как наносящие ущерб и, в конечном счете, разрушительные для уникальной моральной и культурной цивилизации России. Любые изменения необходимо тщательно контролировать, чтобы не нарушить политический статус или культурную самобытность, существующую в этих рамках.
С западной точки зрения, такой «мультикультурализм» – это способ российского режима поддерживать внутренний контроль и не позволять международному сообществу навязывать универсальные ценности России (или продвигать их изнутри). Россия считает, что такие «универсальные ценности» создают «цветные революции», угрожающие её стабильности, подрывая её легитимность и разрушая внутренний и культурный порядок. С этой точки зрения, потребность Кремля во внутреннем контроле усиливает его стимулы к выдвижению собственной марки консерватизма как противостояния западным идеалам демократического управления.
Россия реализовывает стратегический консерватизм, задействуя нескольких ведущих игроков. Эти акторы либо управляются Кремлём, либо действуют в собственных интересах, либо в сочетании того и другого. Путин является ведущим сторонником стратегического консерватизма, наряду с РПЦ, которая опирается на сеть аффилированных и дружественных неправительственных организаций. Кремлю также помогает группа «православных предпринимателей» (например, православных олигархов) и интеллектуалов, которые поддерживают либо Путина, либо усилия РПЦ, – например, Константин Малофеев, Владимир Якунин и Александр Дугин.
Указанные лица работают по параллельным направлениям для достижения ряда целей, служащих интересам Кремля. Некоторые из этих целей являются широкими и стратегическими, в то время как другие в большей степени ориентированы на узкие интересы некоторых участников.
Используя стратегический консерватизм, Кремль стремится к достижению следующих целей:
- Снижению прозападных настроений в целевых странах;
- Увеличению поддержки политических действий России (внутри страны и за рубежом) и легитимизировать нарративы Кремля;
- Подрыву идеи членства в ЕС среди стран-членов и уменьшению идеи членства в ЕС и НАТО в странах-кандидатах;
- Сохранению стран постсоветского пространства в сфере влияния России;
- Подрыву внутренней сплочённости, суверенитета и – потенциально – территориальной целостности таким образом, чтобы это совпадало с интересами Кремля (например, Босния);
- Смещение или ослабление руководства Вселенского Патриархата (который рассматривается как препятствие единому православному миру, ведомому Россией); и
- Отмене санкций и подталкиванию западных правительств к соблюдению политических интересов России.
Субъекты стратегического консерватизма преследуют некоторые из этих целей параллельно или совместно, используя определенные каналы как внутри страны, так и за рубежом.
Стратегический консерватизм России в действии
Стратегический консерватизм России работает на международном уровне по двум основным разнонаправленным каналам, для формирования влияния и получения политических выгод.
Первый канал – это православный мир, и, в частности, построение единого православного мира под покровительством Москвы. Это религиозное выражение того, что известно как сказание о Третьем Риме. По мнению Московского Патриархата, завоевание Константинополя в XV веке Османской империей сместило центр православного христианства в Москву, превратив ее в «Третий Рим». Это теологическая и политическая концепция служит интересам Кремля, чтобы его рассматривали как центр панславянской власти и подлинного наследника этих империй.
Стратегический консерватизм возвышает Россию как защитницу правоверных и тесно связывает церковь с Владимиром Путиным, так же как духовное руководство русских царей было связано с церковью. Тем самым стратегический консерватизм вызывает недоверие к другим конфессиям и светским властям, которые воспринимаются как вызов подлинному руководству России и защите правоверных.
Второй канал – это более широкая экосистема традиционных ценностей, которые составляют политико-культурную реализацию концепции Третьего Рима. Через средства массовой информации, неправительственные организации, политические партии, российских официальных лиц и нормальных предпринимателей Кремль эффективно бросает вызов принципам западного либерализма. Эти каналы распространяют аргумент о том, что либерализм угрожает религиозным убеждениям, и, в свою очередь, угрожает национальной идентичности, так тесно связанной с этими убеждениями.
Нарратив об «упадке Запада» и утрате им самобытности, отказавшимся от религиозности и традиций, делающим ассоциативный ряд с Европой и Соединенными Штатами угрожающим для верующих и консерваторов во всём мире. Таким образом, стратегический консерватизм стремится разрушить общественный консенсус по поводу либерально-демократического порядка, уменьшая его привлекательность, создавая поддержку политическим идеям России в определенных округах.
Как усилитель злонамеренного влияния, стратегический консерватизм опирается на существующие в России сети пропаганды и дезинформации, включая новостные агентства, финансируемые или поддерживаемые Россией. Он использует киберинструменты и хакерские организации, чтобы подорвать репутацию других участников или предоставить Кремлю правдоподобное отрицание своего влияния. Он может создавать связи с избирателями или группами по интересам, которые в противном случае не были бы восприимчивы к позерству России (либо по историческим причинам, либо по более поздним геополитическим событиям, как в Грузии).
Россия против «декадентского Запада»
Экономические потрясения, миграционное давление и скорость социальных изменений на Западе за последнее десятилетие вызвали интенсивные дискуссии по поводу конкретных – и конкурирующих – видений развития общества. Россия извлекла выгоду из этого разделения, особенно в том, что касается дебатов вокруг культурных и традиционных ценностей и религиозных верований. Основное внимание в нем уделяется трём областям, в которых социальная напряженность является наиболее высокой.
Во-первых, защита «традиционной» семьи (брак между мужчиной и женщиной, обычно в рамках патриархальной системы) в противовес западной поддержке однополых браков и «нетрадиционных» семей.
Эти дебаты играют на пользу России, обостряя разногласия между религиозными общинами (православными последователями, а также католическими и мусульманскими общинами) и теми, кто поддерживает однополые браки. В 2013 году российское правительство продемонстрировало свое видение этого вопроса, приняв федеральный закон «О защите детей от информации, пропагандирующей отрицание традиционных семейных ценностей», а недавно объявило российских граждан, защищающих права ЛГБТК+, западными «иностранными агентами».
Во-вторых, это защита уникальной культурной и исторической национальной самобытности от политики Запада, связанной с демографическим разнообразием.
Здесь традиционализм и идентичность сливаются воедино, так что нарушение одного аспекта угрожает другому. Любое демографическое изменение (особенно иммиграция из стран с преимущественно мусульманским и небелым населением, усугубляемая в общественном восприятии низким уровнем рождаемости) рассматривается как прямой вызов идентичности и традициям.
Таким образом, мнимая поддержка правительствами западных стран «мультикультурализма», приветствия мигрантов и празднования разнообразия (например, парадов ЛГБТК+) создаёт расколы, которыми пользуется Кремль. Это достигается за счет разжигания «демографической паники» за счет усиления социальных сетей, подчеркивающих предполагаемые опасности и угрозы всех этих элементов для национальной идентичности.
Третий нарратив заключается в том, что Россия, как единственный защитник традиционных ценностей, является «спасителем», который хочет защитить Запад от самого себя, предотвратив его упадок и разорение. Русская Православная Церковь (РПЦ) является ключевым партнером в распространении этого послания. Его претензии на представление «подлинного» Православия тесно связаны с защитой верующих от западного упадка и стремлением взять на себя лидерство глобального Православия. Он все чаще обращается к консервативным верующим в Европе, включая католиков.
Здесь Кремль зеркалит сценарий, использовавшийся ранее, когда в 1991 году Запад «спас» Россию от коммунизма. Теперь же Россия считает, что она «спасает» Запад от собственного упадка, продвигая стратегический консерватизм. Однако эта российская «спасительная миссия» требует подчинения коллективу, а не уважения индивидуальных прав и религиозных свобод.
«Европа умирает. Запад во времена президента США Рейгана помог избавить Россию от коммунистического морока. Теперь наша очередь. Мы должны изгнать либеральный морок из Европы и из Америки»
Константин Малофеев
Эти нарративы в основном продвигаются Кремлем и аффилированными лицами. Однако во многих странах существует восходящий спрос на эти идеи и лидерские ценности России.
Локальные факторы российского стратегического консерватизма
Россия использует эти нарративы для выявления и коммуникации с локальными игроками, а также для расширения контактов с ними. Кремль нацелился на конкретные сообщения или углубил разногласия с обеих сторон дебатов, используя путь «малых затрат».
Некоторые культурные организации, которые тяготеют к политическим кругам, симпатизируют «цивилизационной миссии» России по спасению христианства и видению России как «последнего оплота белого мира». Некоторые представители французских политических и культурных кругов поддержали вмешательство России в Сирию, потому что это якобы защищало восточных христиан от «исламизации». Некоторые представители даже ездили в Сирию в 2015 и 2016 годах.
Представители бизнес-среды, некоторые из которых связаны с консервативными или традиционалистскими кругами, разделяют определенную идеологическую близость с Кремлем, имеют финансовые интересы в России или связаны с интересами российского бизнеса в своих странах. Некоторые субъекты бизнеса действуют непосредственно в политике, в то время как другие финансируют религиозные и традиционные общины. Так обстоит дело, например, с Иваном Саввидисом, бипатридом (с гражданством России и Греции), инвестировавшим в строительство храмов и паломнический туризм в Греции и на Афоне.
Европейские и американские политические партии и политики также высоко оценили российскую модель в вопросах ЛГБТК+, национализма и суверенитета, а также семейных ценностей через её законодательство и сообщения. Другие превозносят российское лидерство и защиту традиционных ценностей – в противовес Европейскому Союзу и альянсу НАТО – и её защиту от определенных религиозных и этнических групп.
Несмотря на то, что существуют пределы развития местных групп, а локальные проблемы могут быть слишком узкими для поддержки широких интересов России, развитие местных «групп влияния», которые можно использовать в нужное время, дало свои преимущества.
Пределы стратегического консерватизма
Применение Россией стратегического консерватизма создало группы симпатизирующих по всей Европе и США. Однако его достижения иногда остаются сомнительными, а стратегии и инструменты порой противоречивы и демонстрируют определенные ограничения.
Во-первых, в то время, как «для внутреннего пользования» Кремль одновременно обращается к имперской и советской ностальгии для укрепления национальной идентичности и исторической преемственности, эти эпохи резко расходятся друг с другом, что повлекло за собой заметно разное отношение к православию. За рубежом апелляции к традиционным ценностям или национальной идентичности иногда становятся настолько агрессивными, что местные игроки или партнёры Кремля попадают в поле зрения национальных властей, тем самым снижая их привлекательность или даже создавая условия для препятствования их деятельности.
Во-вторых, цели Кремля и РПЦ не всегда совпадают. Между этими двумя образованиями и даже внутри самой РПЦ сохраняется напряженность. Некоторые из этих конфликтов стали очень заметными во время пандемии Covid-19, когда некоторые члены РПЦ отказались принять введенные государством ограничения для защиты здоровья населения, мотивируя это свободой вероисповедания. Также, несмотря на усилия Кремля, православие остается в значительной степени культурным ярлыком для многих в России, что может объяснить интерес РПЦ к увеличению паствы за рубежом.
Наконец, Кремль принципиально не занимается культурными войнами. Он использует существующие расколы в обществе, выявляя естественные идеологические связи внутри определенных стран и используя местных игроков. Некоторые из этих действующих лиц действительно связаны на интеллектуальном или ценностном уровне и не скрывают этой близости, в то время как другие пытаются скрыть эти связи.
Сохраняя Веру
Негодование и недовольство, вызванные быстрыми изменениями в обществе, объединили разрозненные политические силы, которые находят убежище в традиционализме и осуждении «декадентского Запада». В широком идеологическом спектре Россия позиционирует себя как защитник традиционного порядка и консервативных ценностей – политического и культурного воплощения Третьего Рима.
Кремль усиливает эту идею через свои американские и европейские консервативные круги, в т.ч., предпринимателей, и транслирует их через медиа-экосистему, которая частично пересекается с правыми и популистскими кругами. Иногда эти сообщения могут радикализировать людей. Например, в Украине иностранные православные боевики присоединились к конфликту на востоке Украины на стороне пророссийских сепаратистов, которые, по их мнению, поддерживают благие намерения.
Признание того, что Россия использует стратегический консерватизм и определение его инструментов и источников финансирования, является фундаментальной частью понимания пагубного влияния России. Чтобы помешать России разжигать социальные и культурные разногласия на Западе, Соединенные Штаты должны признать, что Россия стремится подорвать демократический принцип уважения прав и религиозных свобод человека. Только тогда можно будет защитить дух Первой поправки [к Конституции США – прим. пер.] и «сохранить веру».
